Изначально в кино – по аналогии с восприятием театрального представления – считалось, что некая сцена – не более чем место (фон) для действия актёра. То, что между сценой-1 (монтажной фразой) и сценой-2 возможна и смысловая связь , устанавливаемая кинозрителем, было неочевидно…

«… в 1922 году Лев Кулешов создал понятие, которое во всем мире кинематографистов получило название «эффект Кулешова». Берётся монтажная фраза, то есть определённое соединение снятых кусков. Один из кусков меняется, и значение всей фразы переосмысливается. Мы можем показать лицо человека (в эксперименте, осуществленном Кулешовым, это было лицо Мозжухина) в сочетании с разными кадрами. В зависимости от того, что будет показано рядом – обед, женщина, труп ребёнка, пейзаж, - выражение лица человека, снятого крупным планом, будет нами разно осмысливаться.

Этого монтажного эксперимента, зафиксированного и осуществленного на пленке, я не видел. О нём Кулешов рассказал членам своей группы в 1921-1922 годах.

Забыл спросить об этом Льва Владимировича. Он умер. Авторство «эффекта» закреплено мировым кинематографическим мнением за Кулешовым. Сам Лев Владимирович говорил, что авторство его фамилии реально, но могла бы здесь оказаться и другая фамилия. То же можно сказать о многих открытиях и изобретениях.

ПРИЕМЫ МОНТАЖА

Творческий процесс можно рассматривать как попытку упорядочивания наших понятий о мире. Монтажный прием – это выявление и организация порядка в законе монтажа. Монтаж – средство организации логики рассказа, его формы и эмоциональной выразительности.

«На экране, как и в других художественных формах (а даже примитивная «говорящая голова», попадая в кадр, воспринимается зрителем как художественная форма подачи, причем совершенно не зависимо от желания авторов – А.К.), нельзя быть естественным, не прибегая к художественным методам. Первичный материал требует углубленной работы, ибо он более пластичен, чем всякий другой, а камера более «реалистична», чем любое другое средство художественного выражения». Горлов В. П.

В выразительности экранного языка важную роль играет опущение (эллипс). Благодаря необыкновенному своеобразию и силе языка изображений, экранная выразительность строится на постоянных опущениях.

Опущения вводятся с тремя целями:

1. опущения, обусловленные тем, что экран – это художественная форма подачи материала, а значит в его основе отбор и размещение материала – выбрасываются длинноты и «слабые времена» действия.

2. все, что показывается на экране, должно иметь определенное значение, незначительное следует опускать, т.е. действие на экране, даже по сравнению с театральным, должно быть более «спрессовано», если только режиссер не преследует определенной цели и не стремится создать впечатление длительности, безделья или скуки.

3. Экранная зрелищность напрямую зависит от динамики и напряженности действия. Пудовкин и Эйзенштейн, а вслед за ними и остальная режиссура чтобы подчеркнуть быстроту и интенсивность действия, часто опускают его решающий момент и показывают только, начало и результат.

В самом деле, в монтажной фразе, говорящей о кузнеце, совсем не обязательно показывать весь процесс ковки. Гораздо эффектней смонтировать:

1. Ср. пл., кузнец поднимает молот.

2. Кр. пл., молот падает на заготовку.

3. Кр. пл., в воду, шипя, опускается готовая подкова.

4. Кр. пл., кузнец поднимает молот.

5. Ср. пл., готовая, еще дымящаяся подкова падает на предыдущую.

«Монтажный план, фраза и даже эпизод – это часть целого, которое достраивается в сознании зрителя. Но для этого часть должна нести достаточно информации, необходимой для достройки целого. Но целое показывать нельзя, т.к. именно закон (троп – А.К.) Post pro Toto (часть вместо целого – А.К.) дает возможность создать образ явления, а не показывать его просто как факт или последовательность явлений». Латышев В. А.

В каждом кадре, в каждой монтажной фразе, действии, эпизоде должна быть недоговоренность, недоданность информации – как основной прием поддержания интереса.

Для определения этого момента режиссер должен обладать очень отточенным чувством ритма и интуитивно чувствовать информационную насыщенность кадра. В идеале, кадр должен обрезаться за мгновение до того, как зритель полностью считает его, так же как идеальный момент окончания обеда – когда вы чуть-чуть недоели. Иначе, и в том, и в другом случае, наступает пресыщение, портящее общее впечатление и, вместо удовольствия, – ощущение тяжести «переедания».

О параллельном монтаже Гриффита. Принцип его построения прост и аналогичен литературной формуле «А в это время...». Прием этот хорош для обострения драматургии. Например, помогает точно организовать один из видов интриги: «Зритель знает, герой не знает». Он блестяще работает при монтаже различных погонь, подчеркивает одновременность нескольких событий. Но для того, чтобы его использование несло в себе какой-то смысл, монтируемые события должны быть если не жестко связаны, то хотя бы как-то соотнесены друг с другом.

Прием одинаково хорошо работает и в игровой и в документальной ленте. Но и при документальной съемке его использование нужно планировать заранее, на уровне режиссерского сценария, чтобы не ошибиться в выборе направления движений, взглядов, точек съемки и т.д.

Следующий наиважнейший принцип организации монтажа – ритм. Ритм определяет течение экранного времени, организует зрительское восприятие и драматургию. Ритм обладает способностью гармонизировать композиционное построение. Ритмическая несобранность, так же как и ритмическая монотонность, рождает быструю утомляемость. Точно организованный ритм – мощное средство управления чувственно-эмоциональной сферой. В жестко организованной ритмической структуре сбой ритма всегда воспринимается как мощнейший акцент.

Примитив ритмической организации – метрический ритм, когда длина плана определяется физически (на пленке) или по счетчику видеомагнитофона. Метрическая структура всегда линейна: она либо ускоряется (нарастание напряжения), либо замедляется (спад), либо удерживается на одном уровне (для передачи ощущения механической монотонности, напр. звуковой образ фабрики в «Балеро» Равеля). Такая организация материала не учитывает ни содержания кадров, ни внутрикадрового ритма. Поэтому кадры, предназначенные для метрического монтажа должны быть либо предельно однозначными, либо абсолютно точно рассчитываться по всем составляющим в зависимости от их места в такой структуре (классический пример – атака каппелевцев в «Чапаеве» бр. Васильевых).

Пульсирующая организация метрического ритма – прием чрезвычайно сложный в реализации и обычно не дающий особого эффекта (известный пример: волны, разбитые на планы и собранный метрическим монтажом у Пудовкина только ослабили силу воздействия снятых оператором кадров). Гораздо интересней выглядит столкновение двух метрических ритмов, например, при параллельном монтаже: напр. разгон ритма в одном месте действия, при монотонном замедленном его течении в другом. Но этот прием должен быть заложен еще на уровне режиссерского сценария, иначе, при неточно снятых кадрах и особенно ошибках во внутрикадровом ритме, его организация становится проблематичной.

Чаще на экране используется ритмический монтаж, учитывающий композицию и содержание кадров. Основными элементами, определяющими длину плана при ритмическом монтаже, являются сложность абриса и фона основного объекта, сложность общей композиции кадра и внутрикадровый ритм. Кадр должен быть«считан» зрителем, а для этого требуется определенное время. Внутрикадровый ритм и общая драматургическая напряженность влияют на время этого «считывания»: чем они выше, тем интенсивнее зритель «считывает» информацию из кадра. Т.е. при ритмическом монтаже ставка делается не на объективное время просмотра, а на субъективное время восприятия.

Как ни странно, но два рядом стоящих кадра – простой, статичный, с четким несложным абрисом и однотонным фоном и сложный, динамичный, с изломанным абрисом или сложным фоном – при том, что второй будет, допустим, в 2 раза длиннее по метражу, субъективно будут восприниматься как равнозначные по продолжительности, т.к. интенсивность считывания 2-го будет на порядок выше, а времени на него, даже при таком интенсивном восприятии, будет затрачено в 2 раза больше.

Определить это субъективное время, необходимое для считывания, можно только интуитивно, т.к. оно зависит от слишком многих факторов и нюансов. Но общее правило таково: чем проще кадр, тем меньше его «цена», тем меньше он должен занимать экранного времени.

Ритмическая организация материала – вещь крайне важная в любой ленте. Но особенного внимания она требует, если предполагается использовать музыку. Неважно, работаете ли вы в одном из музыкальных жанров или просто предполагаете подложить фоновую музыку под дикторский текст. Большинство музыкальных произведений обладает простой или сложной, но явно выраженной ритмикой, которая, накладываясь на монтажную структуру, сразу становится ритмической доминантой для всего материала. И любая неточность в ритме монтажа как подчеркивается, акцентируется музыкой и начинает просто «бить по глазам».

Режиссерское чувство ритма не должно уступать музыкальному. Режиссеру надо развить в себе автоматическое и безошибочное чувство такта, чтобы удерживать в монтаже хотя бы простые ритмы. Совпадение ритмов при подборе музыки к эпизоду далеко не единственное, но первое условие ее соответствия. Если у вас проблемы с ощущением темпо-ритма, в крайнем случае подбирайте музыку заранее, прописывайте ее на мастер-кассету и монтируйте картинку прямо по тактам.

Впрочем, к этому способу всегда следует прибегать в сложных случаях, когда необходима точная синхронизация с музыкой. Даже если вы можете во время съемки и монтажа удерживать доли такта довольно сложных ритмических структур «на автомате», не загружая этим голову. Но если фонограмма имеет не только фоновое или ритмическое, но и существенное драматургическое значение, всегда старайтесь подобрать и прописать ее заранее. Потому что тогда можно точно простроить монтаж не только по тактовым, но и по высотно-динамическим интервалам.

Вообще, музыкальная структура настолько сильна ритмически, что, за редким исключением, практически всегда будет определяющей для восприятия общего темпо-ритма. Парадокс, но даже если ваш монтаж ритмически безупречен, а в музыкальном исполнении допущен ритмический сбой, зритель, тем не менее, воспримет его как ошибку в ритме монтажа.

И последнее. Нельзя забывать, что монтажная ритмическая структура закладывается на съемке и в значительной мере зависит он внутрикадрового ритма, напряженности действия, чувственно-смыслового содержания и композиции кадра. Поэтому ритм каждого эпизода, его пульсацию надо решать еще до съемки, иначе на монтаже придется уже не работать, а выпутываться. Выпутаться же удается далеко не всегда. Это, кстати, одна из самых серьезных проблем при работе с материалом «из подбора». Всегда, если есть возможность, лучше переснять материал так, как нужно для конкретного эпизода, чем брать кадры, пусть и очень качественные, но снятые для другой работы.

Здесь я отойду от разработанной Эйзенштейном классификации монтажа. Сегодня отдельные пункты этой классификации частично устарели, были добавлены и новые. Но при этом она остается классической и ей пользуются киношколы всего мира. Правда, как мне кажется, в своей классификации Эйзенштейн говорит все же не о видах, а об уровнях монтажной организации материала.

При этом надо помнить, что ни один уровень не отменяет другого. Любой, самый сложный монтаж, обязан быть выстроен и по логике, и по ритму и по другим признакам – без этого он останется, в лучшем случае, ученическим экспериментом.

Следующий уровень организации монтажа – монтаж по доминантам (тональный в классификации С. М. Эйзенштейна). В качестве доминанты может быть выбран любой существенный признак изображения, развивающий необходимое автору ощущение, через которое реализуется замысел эпизода или задача монтажной фразы. Единственное условие – взятое в доминанту должно быть внятно (не обязательно акцентно) выражено, иметь определенное, опять же внятное, развитие и нести в себе некий чувственно-смысловой заряд. Эмоциональная монтажная фраза строится по восходящей, но зависит и определяется финальной точкой (кадом).

Это может быть развитие световой или цветовой доминанты, абриса основного объекта, фона, композиции кадра или крупностей. Но развитие доминанты должно полностью соответствовать законам драматургического построения, т.е. иметь свою завязку, перипетии, кульминацию, остановку, поворот и развязку. Только тогда доминанта становится формообразующим и чувственно-смысловым знаком, т.е. обретает качества художественного элемента.

Поворотом и развязкой доминантной линии может быть ее разрешение другой доминантой, которая подхватывает предыдущую и начинает новую пластическую тему.

Доминанты строятся, разрешаются и перетекают друг в друга аналогично событиям в драматургическом построении (но не заменяя их!). Они выявляют в пластике основной мотив эпизода или монтажной фразы, соотнесенный с общей задачей эпизода. Т.е. ведение и развитие доминанты и есть пластический мотив. Динамика нарастания напряжения и ритма, выявленная выразительность доминант и сжатие материала в итоге дают взрыв.

В монтаже различают тематические и опорные доминанты. Первые развиваются в пределах монтажной фразы или эпизода, вторые проходят, видоизменяясь, через всю вещь, объединяя ее изобразительный ряд в единое целое.

Ведение нескольких доминант одновременно в документальном материале обычно нецелесообразно. Во-первых, это требует еще на съемке введения еще нескольких, зачастую противоречащих друг другу условий, при и без того слишком большом количестве решаемых одновременно задач, и выполнимо, чаше всего, только на постановочных съемках. Во-вторых, уже две доминанты значительно осложняют восприятие ленты, а из трех как минимум одна будет почти наверняка просто не воспринята зрителем.

Хотя и здесь все зависит от конкретики кадра, точности исполнения приема и смысловой сложности/насыщенности. Одновременно развивать, допустим, три доминанты при монтаже восхода солнца можно совершенно свободно. Первой из них станет нарастание освещенности, второй – развитие абриса круга (солнечный диск), а третьей, самой динамичной, развитие цветовой гаммы из темно-синей в ярко-оранжевый или желтый. Разрешиться эта линия может даже ярко зеленым цветом залитого солнцем луга с бликами от капелек росы (световой мотив) и, например, колесом телеги, абрис которого композиционно совпадет с диском солнца. Если затем колесо еще тронется с места и телега поедет по лугу, то такая, точно сделанная, фраза тут же вбросит зрителя в миф о «солнце-колеснице» Гелиоса или другой подобный – мотив этот архетипичен, встречается у всех народов и вычитывается практически однозначно (см. Юнг К. Г., «Архетип и символ»).

Один из вариантов доминантного монтажа – монтажная рифма – строится на схожести кадров или монтажных фраз: временная или пространственная (рефрен), или прямая, или перекличка пластических мотивов. Рифма служит для ассоциации 2-х сцен, схожих по смыслу, эмоции или парадоксально перекликающихся. В этом случае монтажная рифма становится опорой, объединяющей, ассоциативно развивающей рифмуемый кадр или монтажную фразу. Чем далее по времени рифмы отстроят друг от друга, тем большее сходство, вплоть до полного их совпадения, требуется для того, чтобы зритель осознал их рифмованность.

Однако эта схожесть или идентичность – совпадение именно по форме, но не как ни по расшифровке – смысловой, либо эмоциональной. Иначе рифма превращается в тавтологию. Такая рифмовка будет напоминать графоманский стих, с рифмовкой одного слова.

Прием монтажной рифмовки достаточно сложен, но выполненный точно он может дать мощный художественный эффект, труднодостижимый другими средствами. Например, пластическая рифмовка двух разных по содержанию эпизодов задает их смысловую идентичность, причем не сослагательно, а весьма жестко диктуя именно такое их прочтение. Рифмуя начальные или конечные кадры нескольких монтажных фраз, можно добиться эффекта как бы «отсчета от одной точки» различных ситуаций (начала), либо закономерности единого финала разных по содержанию, но, допустим, сходных по сути путей различных героев. Рифмованность первых и последних кадров дает ощущение бесконечности или цикличности процесса, т.е. замыкает вещь в кольцо круговой композиции.

Опуская эйзенштейновское деление монтажа на тональный и обертонный (в конце концов тот же эмоциональный настрой и атмосфера кадра могут быть такой же доминантной линией, как цвет, абрис и т.ёд.), остановимся на монтаже, получившем в классификации название «интеллектуального», расшифровываемого самим С. М. Эйзенштейном как «звучание обертонов интеллектуального порядка».

Это название отражает, скорее, собственный тип мышления и пристрастия Эйзенштейна. Путь этот – один из возможных, но это путь режиссера-«головастика». Добиться на нем художественного эффекта чрезвычайно сложно, т.к. интеллектуальные понятия могут восхищать своей философской сложностью или парадоксальностью, но чувств практически никогда не затрагивают. Более того, как известно, именно этот прием, по большому счету, стал причиной провала фильма «Бежин луг». Интеллектуальные построения слишком часто выливаются либо в головоломки, либо – и на практике гораздо чаще – в примитивные метафоры типа «солдат гонят в казармы – баранов гонят в загон», «преступник – паук», финал «Да здравствует Мексика!» и т.п. – т.е. в прямолинейную метафору или аллегорию.

Аллегория же на экране, в силу его наглядности, выглядит искусственной выдумкой, воспринимается как грубое навязывание зрителю неких интеллектуальных сравнений. Поэтому, если сложные философские построения не ваш профиль – лучше пользоваться им пореже и крайне осторожно. А уж раскачать при этом зрительскую эмоцию дано и впрямь единицам. Во всяком случае самому Эйзенштейну это не удалось.

Плохих приемов нет, и тот же интеллектуальный монтаж сегодня прекрасно существует в... комедии, особенно в эксцентрической. Там он используется либо как пародирование этой самой прямой метафоры, либо напрямую, опять-таки как пародирования, но уже персонажа или ситуации (у Гайдая в «Не может быть» и т.п.). Хотя и там нужно немало усилий, чтобы это не выглядело плоским шутовством или ребусом.

Позднее рамки интеллектуального монтажа были расширены. Выйдя за рамки чисто умозрительных представлений, этот вид монтажа получил название «ассоциативного». Пожалуй, именно здесь заложены и прямой выход к самой природе экранной художественности, и возможности самых интересных режиссерско-операторских решений. Ассоциативность построения придает монтажу подтекст, глубину и, наконец, образность. Она как бы определяет чувственно-смысловой контекст, в котором зритель должен считать данный эпизод или кадр.

В фильме Б. Шунькова в «Зоне затопления» в финале поющий старик ассоциирован с древним каменным идолом. Или в «Флейте» Ю. Шиллера: индивидуальность мальчика, героя ленты – флейта, барабаны – массовка, толпа, школьный официоз и т.п.

Ассоциация может быть, как в предыдущем случае, межкадровой, т.е. соотносить события или объекты в рамках одной ленты. А может, выходя за ее рамки, включать ассоциативные круги, априори известные зрителю. Это могут быть как явления реальности или истории, ставшие символическими, так и художественные образы (напр. финальный эпизод бала-маскарада фильма «На краю» Б. Шунькова). Еще лучше, если при этом меняется восприятие и самого оригинала (финал фильма «Комедия строгого режима»)

В любом случае эти элементы должны быть либо общеизвестны, либо, как минимум, входить в круг понятий тех зрителей, на которых рассчитана данная лента (т.е. зрительского адреса – об нем разговор будет отдельный).

Для включения ассоциации может быть использован абсолютно любой элемент. Единственные условия: его выявленность, запоминаемость в «исходном» образе и контекстуальная «считываемость» соотносимости ассоциированного с ним кадра или монтажной фразы.

Один из наиболее распространенных вариантов включения ассоциации – через звуковой ряд, т.е. через выстраивание в монтаже звуковой вертикали (вертикальный монтаж – кадры, соединенные со звуковым рядом рождают 3-й смысл). В самом деле, достаточно включить некую связанную с объектом или понятием яркую музыку или текст, как зритель соотносит с ними и происходящее на экране. Конечно, одного звука еще не достаточно, должно быть построено и некое соответствие в картинке, ситуации, характере и т.п.

Простейший пример: снимите разбеленный кадр какого-нибудь сада и дайте за кадром женским голосом фразу: «О чудесный, прекрасный вишневый сад!..» – для тех, кто знает пьесу, ассоциация как с «Вишневым садом», так и с самим А. П. Чеховым обеспечена. А если пустить по нему еще женщину в длинном белом платье, а еще лучше – и в шляпе с широкими полями…

Внутрикадровый знак-ассоциация – вещь более сложная. Для того, чтобы соотнести, например, застолье с собранием парт. ячейки, недостаточно бросить на стол кумачовую скатерть. Понадобятся, как минимум, еще два-три элемента, чтобы зритель считал эту ассоциацию адекватно замыслу (напр. типажи и позы собутыльников, какой-то парадный портрет за «председательствующим» и граненый графин перед ним и т.п.).

Ситуативная ситуация складывается из совпадения значимых элементов действия, ситуаций, уточненных, опять же, либо звуковым рядом, либо элементами кадров («Флейта» Ю. Шиллера).

Важно помнить, что ассоциация, возникающая у зрителя спонтанно, может увести его от авторского замысла в любую сторону и бесконечно далеко. Поэтому для ее верного считывания необходимы отдельные усилия по выстраиванию опорных точек ассоциирования. Одна из самых распространенных ошибок начинающих (и не только) режиссеров – расчет на собственное восприятие: «раз я увидел, значит и так все поймут». Иногда это связано с боязнью «передавить». Поэтому построенные ассоциаций, хотя бы первое время, надо проверять, показывая материал не только коллегам, но и всем, кого вы можете отнести к своим потенциальным зрителям и проверять на них адекватность считывания. Вторая опасность этого приема – потерять грань между считываемостью ассоциации и банальностью.

Монтаж аттракционов – прием, доводящий монтажный принцип до логического предела: здесь сталкиваются, рождая третий смысл, уже не кадры, а монтажные фразы и эпизоды. На этом приеме, в частности, построен «Обыкновенный фашизм» М. Ромма. Под словом «аттракцион» здесь подразумевается не некое развлечение или трюк, а рассчитанное на эмоционально-смысловой результат и в то же время зрелищно эффектное, острое соединение. Сталкиваемые в аттракционе элементы по своему содержанию вовсе не обязательно должны быть контрастны – контрастность только частный и не всегда лучший способ реализации этого приема. Главное – чтобы возникала новая расшифровка и отношение к происходящему, но не как логический вывод, осмысление, а как открытие, зрительский инсайт, но подготовленный, организованный автором.

Монтаж аттракционов так же не есть изобретение кинематографическое. Сам Эйзенштейн изначально разрабатывал этот прием применительно к театральной сцене. А задолго до него им пользовалась и литература, и живопись, и музыка: для усиления эффекта как трагического, так и комического.

Например, в литературе - столкновение эпизодов. Сцена с могильщиками в «Гамлете» и буря в «Короле Лире» - те же суть аттракционы. Так же как пушкинский финал «Моцарта и Сальери»:

«Но ужель он прав,

И я не гений? Гений и злодейство

Две вещи несовместные. Неправда:

А Бонаротти? Или это сказка

Тупой, бессмысленной толпы – и не был

Убийцею создатель Ватикана?»

Именно соотнесенность, «монтажный стык» этого монолога с предшествующей сценой отравления раскрывает и бессмысленность поступка, и то, что Сальери так и останется «вторым», даже когда умрет гений.

Точно сделанный, эффектный сюжетный поворот обычно тоже строится на аттракционе («Персики» О’Генри).

Для экрана, в силу его наглядности, этот прием стал одним из самых мощных средств воздействия именно благодаря возможности чисто пластической его реализации. Причем, как монтажный прием, он оказался, может быть, наиболее ценным именно для документалистов, т.к. позволяет иногда поднять уже снятый, но бытовой по своей природе материал, до образной структуры.

Еще один монтажный прием, на котором мы остановимся – дистанционный монтаж А. Пелешяна. По сути, он повторяет прием рефрена, но объединяя его с обертонным монтажом Эйзенштейна (параллель И. Вайсфельда). Реализуется этот прием так: некий кадр или монтажная фраза, дословно или слегка видоизменяясь, повторяется в ленте несколько раз. Но, в отличии от обычного рефрена, вставленные между ними эпизоды каждый раз задают новую расшифровку смыслового значения этой фразы.

Здесь прочтение кадра так же зависит от его контекстуального положения. Но в отличии от эйзенштейновского принципа «высекания смысла» из столкновения кадров или монтажных фраз, Пелешян, по его собственной формулировке, стремиться «не сблизить, не столкнуть, с создать между ними дистанцию». Это дает возможность не интеграции, а наоборот, расщепления смыслов одного кадра на постепенно предъявляемую зрителю множественность.

Вместо усложнения семантического поля, возникает его временное упрощение. И зрителю, вместо «трех смыслов» (2-х кадровых и 1-го интегрированного) предъявляется как бы его «треть» или «четверть».

Сводя прием к примитивной форме, можно сказать, что в отличии от классической склейки А + В + С + D, здесь работает принцип А – В, А – С, А – D и т.д. В результате возникает как бы постепенный смысловой разворот, наполнение объекта или явления все новыми и новыми смыслами, постепенно накладывающимися друг на друга и выводящими его на уровень многозначности художественного образа. При этом структура ленты оказывается еще и четко структурированной по ритму идентичными, повторяющимися кадрами-рифмами.

«Такая структура очень напоминает структуру стиха или кристалла. Ее трудно создать, но после окончательного оформления она уже не поддается изменению. Более того, по утверждению Пелешяна, в такой структуре даже изъятый элемент будет обладать своим значением и воздействовать именно своим отсутствием на восприятие общей структуры» - писал кто-то из критиков в журнале «Искусство кино». Впрочем, тут надо добавить, что это последнее свойство присуще любому законченному художественному образу.

Из книги Повседневная жизнь публичных домов во времена Золя и Мопассана автора Адлер Лаура

Приемы В семидесятые годы XIX века масштабы распространения феномена женщины-содержанки значительно уменьшились. Изменились нравы, капитализм изменил экономику. Состояния нуворишей были не менее значительны, чем состояния аристократов прошлых лет, но тем не менее они не

Из книги Монтажный язык автора Каминский А

Орфография Монтажа Что монтируется, а что не монтируется? Этот вопрос слышишь так часто, что невольно хочется придумать ответы на него. Но каждый, кто всерьез занимался монтажными экспериментами, не принимая на веру примитивную «школу» «мэтров от режиссуры» областных

Из книги автора

«Обеззараживание» и повторная эстетическая радикализация монтажа в послевоенной советской культуре Составители «Черной книги», по-видимому, первоначально не считали ее текстом, хоть сколько-нибудь критическим по отношению к официальной идеологии. Они планировали

Из книги автора

Глава 7 «Оттепель»: персонализация монтажа Возвращение к монтажным принципам: советский кинематограф 1960-х Переосмысление семантики монтажа в 1940-е годы в творчестве В. Луговского, А. Белинкова, Д. Андреева происходило в постоянном диалоге с эстетическими традициями

Из книги автора

Глава 9 Павел Улитин: рождение новой прозы из постутопического монтажа Постутопический монтаж, сформировавшийся в несколько этапов на протяжении 1930–1970-х годов, может быть рассмотрен с двух точек зрения. Он завершал и переосмысливал традиции «классического» монтажа

Из книги автора

Трансформация послевоенной западной автобиографии: вторжение монтажа Прозу Улитина продуктивно рассматривать в контексте послевоенной трансформации европейского и американского автобиографического письма. В эволюции автобиографии в 1950-е - 1970-е годы все большее

Из книги автора

Становление аналитического монтажа Одной из важнейших функций аналитического монтажа является демонстрация трудности различения «своих» и «чужих» языков, «своего» и «чужого» семантического пространства в сознании современного человека. Как уже сказано, ключевой для

Монтажный образ, прежде всего, образ драматургический.

ЗАКОН ПОЛНОГО ТОКА.

Монтаж – это ритм, который возникает в первую очередь в творческой фантазии драматурга и режиссёра в процессе видения будущего произведения.

Монтажная фраза – это ритмическая организация материала, в то время как эпизод – основной компонент драматургического построения.

Таким образом, сценарный эпизод может состоять из нескольких монтажных фраз или наоборот, несколько эпизодов могут уложиться в большую монтажную фразу.

Монтажная фраза состоит из монтажных элементов, чередование которых определяет дыхание фильма, его пульс.

Эйхенбаум в статье «Проблемы стилистики» в сборнике «Поэтика кино» определяет кинофразы двух типов:

- «регрессивную», ведущую от деталей к общему;

- «прогрессивную» – от общего к деталям;

- «кольцевую» – когда монтажная фраза, начатая по принципу прогрессивной, в конце обрамляет весь фильм или эпизод в обратном порядке;

- «синкопическую», построенную на резком чередовании нескольких монтажных лейтмотивов.

Кусок от склейки до склейки – монтажный кусок .

Монтажный элемент – понятие творческое, может состоять из нескольких монтажных кусков.

Пример: Три элемента: – лицо женщины;

– мелькающие вагоны поезда;

– гнущиеся от ветра деревья.

Ритмическое чередование этих трёх элементов составит монтажную фразу. Число кусков в фразе может быть различным, однако элементов остаётся всегда только три.

Внутрикадровый темп монтажного элемента подскажет точно длину монтажного куска.

Крупный план – это ритмический акцент.

Некоторые правила сцепления монтажных образов и элементов:

Наиболее плавное восприятие зрителем достигается постепенным переходом от плана к плану (крупный – средний, средний – общий и т.д.);

Если в нужный момент нарушить эту последовательность, достигается ритмическое и зрительное воздействие.

При переходе с плана на план подрезку делать на движении актёра или предмета;

Следить за совпадением движений мизансценического порядка в кадре (уходы из кадра, входы в кадр, движение на камеру);

Куски должны быть сцеплены по направлению движения в самом кадре; нарушение этого правила может создать сильный монтажный эффект;

Одинаковые темпы и направление движения камеры, снимающей разные объекты, могут сцепить эти куски;

Объекты, снятые в одинаковом темпе, легко монтируются друг с другом;

Монтаж осуществлять по световой и цветовой атмосфере;

– ракурс, силуэт так же могут сцепить куски..

1. Наиболее плавное восприятие зрителем монтажных элементов достигается постепенным переходом … от крупных планов к средним, от средних – к общим и т.д.


2. При переходе с плана на план подрезку необходимо делать на движении актёра или предмете.

3. Необходимо тщательно следить за совпадением движений мизансценического порядка в кадре (уходы из кадра, входы в кадр, движение на аппарат и от него).

4. Куски должны быть, как правило, сцеплены по направлению движения в самом кадре.

5. Куски монтируются между собой по движению не только внутри кадра, но и по движению самого кадра (движущаяся камера). Одинаковые темп и направление движения камеры , снимающей самые различные объекты, могут сцепить эти куски.

6. Самые различные объекты, снятые в одинаковом темпе, легко монтируются друг с другом.

7. Куски могут быть смонтированы по световой атмосфере. Общая тональность куска, световая его насыщенность, характер света – вот признаки, по которым могут быть соединены различные монтажные элементы.

8. Композиционное построение кадра, чисто графическое сходство несходных предметов (ракурс, силуэт) так же могут помочь плавному переходу внутри монтажной фразы.

Здесь я отойду от разработанной Эйзенштейном классификации монтажа. Сегодня отдельные пункты этой классификации частично устарели, были добавлены и новые. Но при этом она остается классической и ей пользуются киношколы всего мира. Правда, как мне кажется, в своей классификации Эйзенштейн говорит все же не о видах, а об уровнях монтажной организации материала.
При этом надо помнить, что ни один уровень не отменяет другого. Любой, самый сложный монтаж, обязан быть выстроен и по логике, и по ритму и по другим признакам – без этого он останется, в лучшем случае, ученическим экспериментом.

Следующий уровень организации монтажа – монтаж по доминантам (тональный в классификации С. М. Эйзенштейна). В качестве доминанты может быть выбран любой существенный признак изображения, развивающий необходимое автору ощущение, через которое реализуется замысел эпизода или задача монтажной фразы. Единственное условие – взятое в доминанту должно быть внятно (не обязательно акцентно) выражено, иметь определенное, опять же внятное, развитие и нести в себе некий чувственно-смысловой заряд. Эмоциональная монтажная фраза строится по восходящей, но зависит и определяется финальной точкой (кадом).
Это может быть развитие световой или цветовой доминанты, абриса основного объекта, фона, композиции кадра или крупностей. Но развитие доминанты должно полностью соответствовать законам драматургического построения, т.е. иметь свою завязку, перипетии, кульминацию, остановку, поворот и развязку. Только тогда доминанта становится формообразующим и чувственно-смысловым знаком, т.е. обретает качества художественного элемента.
Поворотом и развязкой доминантной линии может быть ее разрешение другой доминантой, которая подхватывает предыдущую и начинает новую пластическую тему.
Доминанты строятся, разрешаются и перетекают друг в друга аналогично событиям в драматургическом построении (но не заменяя их!). Они выявляют в пластике основной мотив эпизода или монтажной фразы, соотнесенный с общей задачей эпизода. Т.е. ведение и развитие доминанты и есть пластический мотив. Динамика нарастания напряжения и ритма, выявленная выразительность доминант и сжатие материала в итоге дают взрыв.
В монтаже различают тематические и опорные доминанты. Первые развиваются в пределах монтажной фразы или эпизода, вторые проходят, видоизменяясь, через всю вещь, объединяя ее изобразительный ряд в единое целое.
Ведение нескольких доминант одновременно в документальном материале обычно нецелесообразно. Во-первых, это требует еще на съемке введения еще нескольких, зачастую противоречащих друг другу условий, при и без того слишком большом количестве решаемых одновременно задач, и выполнимо, чаше всего, только на постановочных съемках. Во-вторых, уже две доминанты значительно осложняют восприятие ленты, а из трех как минимум одна будет почти наверняка просто не воспринята зрителем.
Хотя и здесь все зависит от конкретики кадра, точности исполнения приема и смысловой сложности/насыщенности. Одновременно развивать, допустим, три доминанты при монтаже восхода солнца можно совершенно свободно. Первой из них станет нарастание освещенности, второй – развитие абриса круга (солнечный диск), а третьей, самой динамичной, развитие цветовой гаммы из темно-синей в ярко-оранжевый или желтый. Разрешиться эта линия может даже ярко зеленым цветом залитого солнцем луга с бликами от капелек росы (световой мотив) и, например, колесом телеги, абрис которого композиционно совпадет с диском солнца. Если затем колесо еще тронется с места и телега поедет по лугу, то такая, точно сделанная, фраза тут же вбросит зрителя в миф о «солнце-колеснице» Гелиоса или другой подобный – мотив этот архетипичен, встречается у всех народов и вычитывается практически однозначно (см. Юнг К. Г., «Архетип и символ»).

Один из вариантов доминантного монтажа – монтажная рифма – строится на схожести кадров или монтажных фраз: временная или пространственная (рефрен), или прямая, или перекличка пластических мотивов. Рифма служит для ассоциации 2-х сцен, схожих по смыслу, эмоции или парадоксально перекликающихся. В этом случае монтажная рифма становится опорой, объединяющей, ассоциативно развивающей рифмуемый кадр или монтажную фразу. Чем далее по времени рифмы отстроят друг от друга, тем большее сходство, вплоть до полного их совпадения, требуется для того, чтобы зритель осознал их рифмованность.
Однако эта схожесть или идентичность – совпадение именно по форме, но не как ни по расшифровке – смысловой, либо эмоциональной. Иначе рифма превращается в тавтологию. Такая рифмовка будет напоминать графоманский стих, с рифмовкой одного слова.
Прием монтажной рифмовки достаточно сложен, но выполненный точно он может дать мощный художественный эффект, труднодостижимый другими средствами. Например, пластическая рифмовка двух разных по содержанию эпизодов задает их смысловую идентичность, причем не сослагательно, а весьма жестко диктуя именно такое их прочтение. Рифмуя начальные или конечные кадры нескольких монтажных фраз, можно добиться эффекта как бы «отсчета от одной точки» различных ситуаций (начала), либо закономерности единого финала разных по содержанию, но, допустим, сходных по сути путей различных героев. Рифмованность первых и последних кадров дает ощущение бесконечности или цикличности процесса, т.е. замыкает вещь в кольцо круговой композиции.


В фильме «Новый кинотеатр Парадизо» (1988) строгий священник заставлял механика вырезать из фильмов сцены, которые считал неприличными. Публика громко возмущалась, ведь от этих пропусков терялся весь смысл картины. В финале главный герой получает подборку всех вырезанных фрагментов, и на экране мелькают кадры из знаменитых лент - те самые, которые он когда-то не мог увидеть. Так из маленьких отрывков складывается новая история.

Сцена из фильма «Новый кинотеатр Парадизо» (1988)

Монтаж - это еще один способ диалога со зрителем. Иногда соединение двух отдельных кадров, связи между которыми могут быть неочевидны, приводит к возникновению условного третьего, который мы видим подсознательно и, благодаря ему, наделяем новым смыслом все предшествующие события. Это похоже на подтекст в разговоре двух людей, который невозможно сразу считать - лишь почувствовать интуитивно.

Классическая монтажная фраза - это определенная последовательность кадров, сочетание между которыми объясняет поступки героев и значение событий, опираясь на драматургическую формулу «показывать, а не рассказывать». И если склейка двух кадров составляет единое действие, ее можно понимать как обычную фразу в диалоге. Прочтение такой фразы усложняется, если смысловые значения кадров не равны или прямо противоположны.

Рассмотрим, когда монтаж становится инструментом передачи скрытого смысла и как простая склейка способна изменить смысл сцены в фильме.

Немного истории

Говоря о теории монтажа, непременно вспоминают имена Льва Кулешова и Сергея Эйзенштейна. Важность их экспериментов заключалась в использовании монтажа как средства воздействия на зрителя.

Кулешов рассказывает, что соединяя изображения различных предметов с выразительным взглядом Ивана Мозжухина, он случайно пришел к выводу об изменении смысла сцены в зависимости от последовательности кадров. Если раньше с помощью монтажа кинематографисты соединяли на экране события, которые следуют друг за другом (последовательный монтаж), либо происходят в разное время и в разных местах (параллельный монтаж), то открытие Кулешова превратило монтаж в инструмент манипуляции сознанием зрителя.

Лев Кулешов об Эффекте Кулешова

В 1923 году в статье Эйзенштейна впервые прозвучало понятие «монтаж аттракционов», которое он разбирал на примере театральной постановки. Позднее, в 1938 году в статье «Монтаж», он объяснял важность этого приема для кинематографа, говоря, что «у зрителя возникает определенный вывод при сопоставлении двух склеенных кусков пленки». Сочетания между изображениями вызывают ассоциации, именно в них рождается новый смысл произведения. Это прямо отражало задачу фильма, которую Эйзенштейн видел в создании «не только логически связного, но именно максимально взволнованного эмоционального рассказа».

Скажем, нарезка изображений различных идолов в «Октябре» (1927) должна была, по мысли Эйзенштейна, подводить зрителя к заключению: бог - всего лишь бездушная фигурка, которую легко разбить.

Сцена из фильма «Октябрь» (1927)

Идею о смысловом значении монтажных соединений подхватили и немецкие кинематографисты, сделав свой аналог «монтажа аттракционов» - фильмы «поперечного сечения». Они использовали ритмический монтаж как способ передачи настроения и стремительного темпа жизни. Яркий пример этого направления - «Берлин, симфония большого города» (1927), где суть монтажа сводилась к ассоциативным сочетаниям движений предметов - колес машин, людских ног - с ритмом города. Режиссер «Симфонии», Вальтер Руттман, известный своими абстрактными фильмами («Опусы»), соединял совершенно разные по смысловому содержанию кадры, заставляя их звучать по-новому.

Сцена из фильма «Берлин, симфония большого города» (1927)

Скрытый смысл

Монтажные фразы могут быть простыми и сложными. Простые - когда один кадр лишь продолжает мысль другого, вывод из фразы основан на причинно-следственных взаимосвязях. Например, когда герой смотрит на часы, мы с большой долей вероятности предполагаем, что он ожидает кого-то /чего-то, торопится куда-то, либо медлит. Детали становятся ясны из контекста ситуации.

А в случае сопоставления нескольких кадров, связи между которыми незаметны, возникает своеобразная проекция - новый кадр, который зритель «рисует» в своем воображении. Конечно, это могут быть личные ощущения и эмоции, никак не связанные с сутью повествования. Но если режиссер сознательно выбирает монтажные сопоставления как способ наведения зрителя на определенную мысль, скрытый смысл постепенно выводится на поверхность. Не менее важна в таком подходе недоговоренность, которая работает на поддержание интереса к основной сюжетной интриге.

Для того, чтобы простая склейка двух кадров приобретала дополнительные значения, используют несколько приемов:

  • привлечение внимания к детали (герой/место и крупный план важного для сюжета предмета);
  • переход от слов к действию (реплики персонажей поясняют визуальный ряд);
  • ассоциативное сочетание по форме, цвету, направлению движения;
  • контрастное столкновение противоположных по смыслу кадров;
  • ритмическая перекличка (скорость смены кадров подсказывает нарастание конфликта);
  • повторение одних и тех же элементов через определенные промежутки времени (монтажный рефрен).
На примере известного проекта «На десять минут старше» (2002) рассмотрим, в каких случаях сочетание кадров в монтажной фразе приводит к появлению дополнительного или нового смысла.


15 короткометражек известных режиссеров, собранных в две части («Труба» и «Виолончель») отличает предельная визуальная выразительность. Истории, рассказанные в формате 10-13 минут сводят стандартную драматургическую структуру к минимуму, а значит должны ускорять действие за счет монтажных переходов. Фразы, выстраиваемые из склеек, быстрее погружают нас в конкретный сюжет и позволяют понять ход мысли автора.

Диалог и деталь

Следить за словами персонажей и деталями - самый простой способ заметить монтажную фразу. Так, в первой короткометражке альманаха «Труба» («Для собак Ад не существует», реж. Аки Каурисмяки) последовательный монтаж проводит нас от события к событию за небольшй промежуток времени. Здесь взгляды и слова героев подсказывают, на что они посмотрят и куда отправятся. В самом начале герой Маркку Пелтола заявляет своему начальнику, что увольняется, женится и едет в Сибирь. В следующем кадре он оказывается в столовой и, вспоминая его слова, мы сразу догадываемся, зачем он там появился, а в Кэти Оутинен узнаем ту самую женщину, ради любви к которой незадачливый авантюрист бросает все и отправляется в дальние края. Благодаря соблюдению причинно-следственных связей переходы между сценами воспринимаются как единый поток действий, и подтекст зритель считывает естественным образом.

Эпизод «Для собак Ад не существует» кинопроекта «На десять минут старше: Труба» (2002)

Внимание к деталям в эпизоде «Помешанный на звездах» (реж. Майкл Редфорд) раскрывает главную интригу сюжета. Когда герой Дэниела Крейга, вернувшись на Землю из далекого путешествия, приходит в гости к дряхлому старику, камера следует за его взглядом и показывает ряд фотографий, а затем снова возвращается к актерам. Еще до того, как звучит слово «папа», мы можем догадаться, что молодой мужчина - отец, а дряхлый старик - его сын. Монтажная фраза объясняет это на скрытом уровне.

Эпизод «Помешанный на звездах» кинопроекта «На десять минут старше: Виолончель» (2002)

Начало альманаха «Виолончель» - «История о воде» (реж. ). Здесь монтажные фразы переводят нас через годы, показывая, как меняется жизнь одного человека - встреча с женщиной, свадьба, семья. История делает круг, возвращаясь к началу. В данном случае именно по скрытым смыслам переходов между кадрами можно понять, что прошло несколько лет.

Эпизод «История о воде» кинопроекта «На десять минут старше: Виолончель» (2002)

Метафора и контраст

Короткометражка «Линия жизни» (реж. Виктор Эрисе) наполнена различными метафорами и ассоциациями. До самого конца монтажные фразы сложно объяснить - они передают настроение и тональность, привлекают внимание к незначительным элементам. Мы строим различные предположения о связях между кадрами, но только очередной рефрен в одном из последних кадров - возвращение к газетному заголовку - объясняет суть истории. Причина тревожных интонаций сюжета не столько во внутренней угрозе здоровью ребенка, сколько во внешней - в газете пишут о начале войны. Таким образом прослеживается связь времени с линией жизни и спасение мальчика уже не кажется счастливым финалом. Благодаря монтажным переходам зритель видит в этом фрагменте намного больше, чем герои сюжета - зашифрованные между кадрами сообщения рассказывают не только о настоящем, но и о будущем.

Эпизод «Линия жизни» кинопроекта «На десять минут старше: Труба» (2002)

Простая зарисовка о неудавшемся перерыве актрисы в отрывке «Ночь в трейлере» (реж. ) построена на внутрикадровом монтаже. Монтажные фразы здесь интересны благодаря своей контрастности. Противоречие проявляется в столкновении эмоций и жестов, что особенно заметно по финальной сцене - когда за 10 минут девушка не успевает даже спокойно выкурить сигарету и тушит ее в принесенной тарелке с едой - крупный план актрисы, крупный план руки и затем кадр пустого трейлера. Скрытый смысл сцены: быстротечность упущенного времени.

Эпизод «Интерьер. Трейлер. Ночь» кинопроекта «На десять минут старше: Труба» (2002)

Философскую зарисовку «Озарение» (реж. Фолькер Шлендорф) мы видим глазами комара, который перелетает от человека к человеку. Движение камеры имитирует полет насекомого, позволяя нам смотреть на вещи под другим углом. Большая часть сцен смонтирована внутрикадрово, и фразы выстраиваются через плавные переходы от сцены к сцене по принципу ассоциативных сочетаний предметов и движений.

Эпизод «Озарение» кинопроекта «На десять минут старше: Виолончель» (2002)

Ритм

Удачным решение для интервью о предвыборной кампании «Нас обокрали» (реж. ) становится ритмический монтаж. Темп смены кадров нарастает по мере того, как участники рассказывают о подведении итогов голосования, спорах и выяснениях обстоятельств подсчета голосов. Здесь сама скорость переходов подсказывает, что эпизод движется в направлении нарастания конфликта, а когда он разрешается, ритм замедляется до начального.

Эпизод «Нас обокрали» кинопроекта «На десять минут старше: Труба» (2002)

Рассуждения молодой девушки и пожилого мужчины в сюжете «В сторону Нанси» (реж. Клер Дени) о том, как иностранцы могут быть приняты в новой стране, прерывается монтажными переходами к другому пассажиру. В финале он оказывается их соседом по купе и зритель легко выстраивает, что он и есть тот самый «абстрактный пример», о котором шел разговор. Незначительные для сюжета вставки мелькающих за окном пейзажей придают всему эпизоду движение.

Эпизод «В сторону Нанси» кинопроекта «На десять минут старше: Виолончель» (2002)

В отрывке «Двенадцать миль до Троны» (реж. ) звучание монтажных фраз усиливается благодаря оптическим искажениям, изменению в цветах и пропорциях. Дорожные указатели, крупные планы актера и деталей в сочетании с ритмичной музыкой и сменой планов быстро позволяют понять состояние героя и весь контекст ситуации.

Эпизод «Двенадцать миль до Троны» кинопроекта «На десять минут старше: Труба» (2002)

Подведем итоги

Монтажная фраза может быть вполне обычным сочетанием двух кадров и третий смысл в ней лишь формальный - он совсем не является тайной.

При сложном построении повествования (в историях с множеством персонажей и сюжетных линий или в фильмах, где мало диалогов), монтажные фразы могут создавать неочевидные по смыслу высказывания.


Кадр из эпизода «Интерьер. Трейлер. Ночь» кинопроекта «На десять минут старше: Труба» (2002) / Фото: Matador Pictures

В обоих случаях есть несколько логических принципов, которым следуют кинематографисты:

  • плавность перехода между ракурсами и крупностями;
  • единство схем освещения и цветовой гаммы при сочетании двух разных кадров;
  • соблюдение причинно-следственных связей между переходами (в направлении движения, в деталях, в диалогах, в звуковом сопровождении).
При этом возможно нарушение любого из этих принципов, особенно в случае построения монтажной фразы, в которой появляется дополнительное или новое значение. Ведь основная задача фильма - не сделать для зрителя просмотр максимально комфортным, а вызвать эмоции и натолкнуть на размышления. Приятные или нет - зависит от конкретного сюжета.

Обложка: кадр из фильма «Новый кинотеатр Парадизо» (1988) / Miramax